"Ну, вот и смертушка моя пришла" — я не знаю, в каком языке ещё смерти могут дать уменьшительно-ласкательное название. И произвносится это редко с отчаянием. Скорее с каким-то тихим удовлетворением, мол, ну вот и дождался. Смертушка. Воображение так и рисует вовсе не нечто в балахоне с косой (не Тимошенко), а нечто ласково-домашнее. Едва ли не поющее колыбельную. Как уставшему больному ребёнку положит на пылающий лоб холодную руку, и можно наконец успокоиться, и заснуть.
Что-то меня несёт на размышления такого толка. На фоне того, что плохо... вокруг. Как-то вот нет позитива. И улыбка кривая, и смех какой-то болезненный, сквозь зубы.
Нет ничего, и ничего и не было! Вон чахлая липа есть, есть чугунная решетка и за ней бульвар... И плавится лед в вазочке, и видны за соседним столиком налитые кровью чьи-то бычьи глаза, и страшно, страшно...(с)